Великое избaвление - Страница 42

— А Фармингтои? — уточнил Линли.

— Эзра? Ззра, по-моему, вообще не религиозен. — Тут он заметил хмурое выражение лица Линли и поспешил исправиться: — Или вы напоминаете мне, что я собирался рассказать об Эзре?

— Вы угадали, мистер Парриш.

— Эзра. — Парриш все с той же улыбкой отпил глоточек, ища то ли бодрости, то ли утешения. Он понизил голос, и на миг проступил тщательно скрываемый им истинный облик, задумчивый и сумрачный. Но возможность посплетничать тут же его развеселила. — Так, милые мои, давайте припомним. Это было примерно месяц назад. Уильям Тейс вышиб Эзру со своей земли.

— Он вторгся в частные владения?

— Вот именно. Если послушать Эзру, так он имеет «право художника» бродить всюду, где ему вздумается. Именно повсюду. Он, видите ли, изучает освещение болота Хай-Келмур. Нечто вроде эксперимента с Руанским собором — пытается изображать его каждые пятнадцать минут при новом освещении.

— Я знаю картины Моне.

— Стало быть, вы понимаете, о чем я говорю. Единственный или, во всяком случае, самый короткий путь в Хай-Келмур — через лес позади фермы Гемблер. А путь в лес…

— Идет через земли Тейса, — подхватил Линли.

— Вот именно. Я брел по тропинке в компании с Усишки. Он, как обычно, навестил меня, и мне показалось, что старику уже поздно возвращаться домой в одиночестве. Я решил проводить его. Понадеялся, что наша милашка Стефа отвезет его в своей «мини», но ее и след простыл, так что мне пришлось самому отправляться на своих старых больных ногах.

— У вас нет машины?

— Сколько-нибудь надежной на ходу нет. Итак, я добрался до фермы, и вот они, голубчики, — прямо на дороге, и, надо сказать, столь славного скандальчика я еще в жизни не видел. Уильям в исподнем…

— В чем именно?

—В пижаме, инспектор. Или в халате? — Парриш прищурился на потолок, ища ответа на вопрос. — Да, в халате. Я еще подумал: «Господи, какие же у Уильяма волосатые ноги». Горилла, да и только.

— Ясно.

— Эзра стоял перед ним, орал, потрясал кулаком и богохульствовал так, что у бедного набожного Уильяма волосы дыбом встали. Пес тут же принял участие в деле и выдрал клок из штанов Эзры. Пока он занимался штанами, Уильям разорвал на куски три акварели, над которыми Эзра так трясется, а папку с остальными рисунками швырнул прямо в грязь. Это было ужасно. — Парриш уставился в стакан, печальным голосом завершая свою историю, но тут же поднял глаза, по выражению которых слушатели догадались, что Эзра давно напрашивался на такое обращение.

Сержант Хейверс поднялась по ступенькам и скрылась из глаз. Линли потер виски и вошел в холл. В дальнем конце комнаты еще горел свет, освещая склоненную голову Стефы Оделл. Услышав шаги, женщина оторвалась от книги.

— Мы заставили вас ждать допоздна, чтобы запереть за нами дверь? — всполошился Линли. — Мне так жаль.

Улыбнувшись, Стефа лениво и изящно потянулась.

— Не беда, — любезно возразила она. — Я тут задремала над книжкой.

—Что читаете?

— Дешевый романчик. — Она тихонько рассмеялась и поднялась на ноги. Ходит без чулок, отметил Линли. Стефа успела переодеться из серого платья, предназначенного для церкви, в грубоватую юбку из твида и свитер. В глубь выреза сбегала серебряная цепочка с единственной речной жемчужиной. — Так я спасаюсь от действительности. Герои романов всегда «живут счастливо до самой смерти». А как вы спасаетесь, инспектор?

— Боюсь, что никак.

— И как же вы поступаете с тенями, которые омрачают вашу жизнь?

— С какими тенями?

— Вы ищете убийц. Нелегкая работа. Почему вы именно ее выбрали?

Вот так вопрос. Он хорошо знал ответ: это покаяние, искупление таких грехов, которые вы даже не сумеете понять, Стефа. Вместо этого он сказал:

— Понятия не имею.

— Ага. — Она задумчиво кивнула и переменила тему. — Вам посылка. Занес такой противный человечек из Ричмонда. Мне он не представился, но пахнет от него желудочными каплями.

Отличное описание Ниса, отметил Линли. Стефа зашла за стойку бара. Вторую половину дня она, конечно же, провела, обслуживая посетителей. Здесь пахло воском и элем. Линли сразу же вспомнил Корнуолл. Десятилетний мальчик с волчьим аппетитом уписывает пирожки на ферме у Трефалленов. Вкуснятина какая — мясо и лук в толстой оболочке из теста. Невозможно даже представить себе этот запретный плод в чинной столовой Хоунстоу.

— Вульгарная пища! — презрительно фыркал отец. Еще бы! Потому-то она ему и нравилась.

— Вот! — Стефа выложила на стойку большой конверт. — Выпьете со мной стаканчик на ночь?

— Спасибо, с удовольствием.

Женщина улыбнулась. Линли отметил, что улыбка стерла морщинки у ее глаз, щеки изящно округлились.

— Отлично. Садитесь. Вид у вас усталый. Линли выбрал диван поудобнее и раскрыл конверт. Нис даже не попытался рассортировать материал. Три блокнота с записями, еще несколько фотографий Роберты, данные экспертизы — эти бумаги у него уже были — и по-прежнему ни слова об Усишки.

Стефа Оделл поставила стаканы на стол и устроилась напротив инспектора, положив ноги на сиденье стула.

— Что произошло с Усишки? — спросил Линли. — Почему о собаке ничего не сказано?

— Габриэль знает, — ответила Стефа.

На миг Линли показалось, что это какая-то местная идиома, но он тут же припомнил, что так зовут констебля.

— Констебль Лэнгстон?

Стефа кивнула, поднося стакан ко рту длинными, изящными пальцами без колец.

— Он похоронил Усишки.

— Где?

Женщина пожала плечами, отбросила волосы с лица. У Хейверс этот жест получался неуклюжим, у Стефы — очаровательным. Она словно разгоняла темные тени.